Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]

Прежде чем распахнуть двери, проверил, который час. Ровно десять. Все уже работали; слышен был обычный рабочий шум, мелкая дробь пишущих машинок. Когда он появился в дверях, разговоры стихли. Торопливо, не сняв даже шляпы, он пересек зал, кивая в ответ на поклоны сотрудников.

«Каждое утро одно и то же… Они разглядывают меня, как экзотическое животное. Что они думают, чего ждут? Что рухну посреди бюро или пущусь в пляс? Ох уж эти взгляды за спиной! Лучше бы издевались в открытую. Но нет, они дождутся, пока я засяду в свою клетку и запру дверь, — вот тогда и начнутся шуточки!»

Зло пнул стеклянные двери в стеклянной же стене своего кабинета. Те бесшумно захлопнулись за ним. Перевел дух. Тишина в «аквариуме» была абсолютной. Повесив плащ и шляпу, сел за свой роскошный стол, тоже из стекла. Отсюда он мог наблюдать за всеми работниками агентства, которые, к сожалению, тоже наблюдали за ним. Так что ему приходилось выжидать момент, когда большинство отвернется.

Просмотрел почту. Одна ерунда. Всю серьезную корреспонденцию читал его шеф, Шазель. Ему, Малле, приходилось довольствоваться вопросами второстепенными — в основном рекламациями. Короче говоря, безнадежным делом. Пожав плечами, отодвинул бумаги.

Загудел интерком.

— Да, слушаю.

— Это Мишель. Месье Малле, контракт на «Саподент» у вас?

— Да, где-то тут. А в чем дело?

— Вы не помните? Я же вчера говорила. Они ждут ответа.

— Минутку…

«Контракт на зубную пасту „Саподент“… Кому он понадобился? Ах, да! Мишель действительно вчера напоминала, а я совсем забыл… Где может быть этот чертов контракт? Ага, уже вспомнил…»

Интерком, первая кнопка.

— Можете передать им, что на этот раз мы согласны, но впредь должны предупреждать нас, по крайней мере, за месяц.

— Понятно.

Взглянув в сторону Мишель, заметил сквозь стекло дверей лишь пятно ее светлых волос. Ведь проще было прийти к нему в кабинет. Но нет! По указанию шефа все должны максимально использовать интерком. Современно и на американский манер. Этим же объяснялось существование его стеклянной клетки, с надписью на дверях черным шрифтом:

«ФРАНСУА МАЛЛЕ ГЛАВНЫЙ ДИЗАЙНЕР»

Стеклянная табличка с такими же буквами на его столе тоже сообщала его имя и должность, как и у всех сотрудников агентства, принимавших клиентов.

В глубине бюро открылись двери и в них появилась какая-то девушка с папкой рисунков.

Настроение у Малле поднялось. Хоть чей-то визит, хоть с кем-то поговорить. Его радовала любая возможность на время забыть о своих проблемах.

Девушка беседовала с секретарем. Малле все видел, но на таком расстоянии не различал лица. Заметил, как секретарша склоняется к интеркому и машинально проделал то же самое.

— Месье Малле, мадемуазель Легран.

— Пусть войдет.

Девушка прошла между столами машинисток и кульманами. Постучав, вошла в его закуток. Привстав, он указал ей на ультрамодное кресло. В Главном рекламном агентстве все было современным и сверхмодным.

— Вы принесли эскизы?

Девушка лет восемнадцати краснела непрестанно. Малле с удовольствием наблюдал за хорошеньким личиком.

— Я сделала четыре эскиза, — начала она.

— Покажите.

Развязав шнурки картонной папки, она подала ему через стол несколько листов бумаги. Малле закурил. Это были проекты рекламных плакатов электробритв. Два из них интереса не представляли. Третий был получше — широкое мужское лицо, щетина — как лесная чащоба, по которой движется электробритва, оставляя за собой чистую просеку.

— Неплохо…

Девушка зарумянилась от удовольствия. Малле взял последний эскиз. Тот ему понравился сразу. Двое факиров, сидя рядом, заклинают змей. Один — заросший и угрюмый. Второй — веселый и симпатичный, а вместо змеи у него — электробритва, танцующая на шнуре.

— Вот это неплохо, — одобрил Малле.

Художница была просто счастлива. И тут в бюро вошел Шазель, сам шеф. И начался ежедневный церемониал: все, от секретарши до последнего мазилы, вскочили с мест. Шазель хозяйским взглядом окинул все кругом, потом сделал величественный жест рукой и все сели. Еще раз с высоты своего роста окинул взглядом все бюро. Проходя мимо «аквариума» Малле, бросил короткий взгляд на него и художницу, нахмурился и заперся в кабинете. Это герметичное и звуконепроницаемое помещение было его настоящей крепостью, из которой он диктовал свою всемогущую волю.

Взглянув еще раз на эскиз, Малле сказал:

— Вот это может пойти. Сейчас я выпишу вам счет в кассу…

И тут из интеркома раздался резкий голос шефа:

— Малле, будьте добры немедленно зайти ко мне.

— Уже иду, месье Шазель.

Извинившись перед девушкой, он встал и поправил галстук. Почему-то сразу ощутил себя провинившимся. Знал, что предстоит что-то неприятное.

Постучав, вошел. Шазель даже не успел снять свой кошмарный плащ из верблюжьей шерсти. Стоял у окна, пряча лицо в тени. И сразу атаковал:

— Дорогой мой, я, кажется, предупреждал вас, что не хочу больше видеть здесь эту нахальную соплячку.

— Кого?

Шеф нетерпеливо взмахнул рукой.

— Девицу, которая в эту минуту сидит в вашем кабинете. Жаклин Легран! Таланта ни на грош, а непрерывно путается под ногами. Прошу указать ей на дверь, вам ясно? И больше я повторять не буду!

Малле попытался бороться, но силы были неравны.

— Я уверяю вас, на этот раз она принесла приличные эскизы… — промямлил он.

Шазель топнул ногой.

— Вы меня поняли? Вышвырните ее отсюда! И чтоб ноги ее тут больше не было! Идите!

Франсуа вышел вне себя от ярости. Сквозь стеклянные двери видна была художница с папкой на коленях. Как объяснить ей?

«Старая свинья! С ним абсолютно невозможно разговаривать. Вечно самое неприятное достается мне! И все только потому, что он хотел с этой соплячкой переспать — а не вышло. Дерьмо. И как я теперь буду выглядеть? Приди он хоть на пару минут позднее!»

Тут он заметил, что стал центром внимания окружающих. Пригладив рукой волосы, шагнул в кабинет. Жаклин Легран одарила его доверчивой улыбкой. Сев, он, краснея от стыда, не решился взглянуть ей в лицо.

— Знаете, все это не пойдет… Я как раз припомнил, что один из наших художников уже предложил нечто подобное, так что… вы понимаете… И кроме того, шеф… он велел мне передать вам… что…

Тут слова застряли у него в горле. Бессильно махнув рукой, он только надеялся, что Жаклин Легран не будет настаивать на продолжении разговора. В самом деле, девушка прекрасно все поняла. Складывая эскизы обратно в папку, только бросила:

— Жаль, столько труда впустую…

И остановила его возражения:

— Все равно благодарю вас, месье Малле. И надеюсь, что в один прекрасный день вы займете место месье Шазеля.

Как она ушла, он не слышал. Мучительно захотелось выпить. Сунув руку в карман, убедился — плоская фляжка там. Встал и под обстрелом иронических взглядов зашагал через зал, направляясь в туалет. Все знали зачем.

В укрытии торопливо отвинтил пробку. Животворное тепло алкоголя! Сразу почувствовал себя гораздо лучше и с высоко поднятой головой вернулся на место, не обращая никакого внимания на ухмылки.

Одиннадцать часов. Все шло нормально. Папаша Шазель в своем кабинете-бункере как обычно считал мух или разглядывал снимки своей последней шлюшки. Старый козел!

Тут секретарша принесла Малле бумаги на подпись.

— Скажите, вы сегодня видели мою жену? — спросил он, отложив ручку.

— Нет, но она, наверное, в студии, — ответила секретарша.

Чиркнув последнюю подпись, он заявил вдруг:

— Я отлучусь на минутку.

В агентстве все было организовано в американском стиле. Все под рукой. Художественная студия, фотостудия и студия рекламных фильмов. Джульетта наверняка была там, но почему не заглянула к мужу?

Нет, нужно разобраться, что случилось. Над дверью горел красный фонарь. Вахтер уважительно привстал.

— Моя жена там?

— Да, только что пришла, месье Малле.

Франсуа пнул двери. И увидел такую картину: в свете рефлекторов Джульетта в красном купальном костюме в объятиях мускулистого парня в плавках на фоне, изображавшем лазурное море.

Хотя он и привык к подобным вещам, но, как всегда, ощутил укол ревности. Никто не обратил внимания на его появление, поэтому он выбрал уголок потемнее и стал внимательно наблюдать.

Джульетта с распущенными волосами, в облегающем купальном костюме выглядела великолепно. Статиста не приходилось уговаривать обнять ее посильнее — он явно получал удовольствие.